Кто мой ближний?
Существует такая общеизвестная фраза: «Христианство есть религия любви».
Никто не будет спорить с тем, что она справедлива.
Но она таит в себе серьезную опасность: ведь если мы имеем неправильное представление о любви, то мы неправильно судим и о христианстве.
А мы и в самом деле зачастую имеем о любви несколько туманное представление и потому легко обманываемся.
Нам кажется, что чувство, родившееся в нашей душе, — любовь, а это может быть просто мечтательность, тщеславие, гордость, блудная страсть…
Мы рассуждаем о любви с большим жаром, нам кажется, что приобрести эту добродетель сравнительно легко.
На самом деле это, конечно, не так.
Настоящая христианская любовь — это вершина добродетелей, идеал, и если кто-то думает, что он уже стяжал ее, то я вынужден предостеречь этого человека от поспешных выводов. Но вместе с тем мы должны изо всех сил стремиться к этому идеалу — это наш христианский долг.
Начнем с того, что любить ближнего мы должны по-евангельски.
Господь дал нам ориентир: «Возлюби ближнего своего, как самого себя».
Можем ли мы сказать, что любим наших ближних именно так?
Наверное, никто не дерзнет ответить на это утвердительно.
На деле мы постоянно нарушаем, я бы даже сказал, нагло попираем эту заповедь.
В течение дня мы многократно, в разных бытовых ситуациях предпочитаем себя, а не ближнего, и даже не замечаем этого: например, настаиваем на своем мнении, свои нужды считаем гораздо более важными, чем нужды ближнего.
А нам надо осознать, что мы такие же, как все прочие люди, природа у нас одинаковая. Один, может, немножко умнее, другой немножко попроще, один повыше ростом, другой пониже, один поздоровее, другой немощный, но никакой особенной разницы между нами нет.
Даже между мужским и женским полом нет такого большого различия, как принято об этом думать. Поэтому правильно было бы рассудить так: если я люблю себя, то я, естественно, буду любить и ближнего, который ничем от меня не отличается.
Если мне кажется, что я более достоин любви, значит, я считаю себя лучше, чем он. А это иллюзия: «Я лучше только потому, что это я». Итак, мы обязаны любить всякого человека. Как? Нам сказано: «Как самого себя».
Себя любишь — значит, люби и ближнего, себя жалеешь — жалей и ближнего, к себе снисходишь — снизойди и ближнему, себе желаешь благ — доставляй их и ближнему.
Но здесь мы подходим к другому важному моменту.
Какие блага я должен доставлять ближнему?
Те, которые я желаю себе.
Но ведь не все желают себе одних и тех же благ. И поэтому, чтобы любить ближнего правильно, надо вначале правильно полюбить самого себя.
Надо увидеть в себе бессмертный образ Божий, начать желать себе истинного блага — спасения в вечности.
А если человек страстный принимает себя таким, какой он есть — скажем, любит выпить и не видит в этом ничего страшного, — то он будет потакать этой страсти и в ближнем.
Примером неправильной любви к ближнему может служить современный гуманизм. Гуманисты не могут любить ближнего правильно, потому что не любят Бога. Их любовь и сострадание развращают человека и приводят его к душевной гибели. Научиться любить ближнего правильно мы сможем только тогда, когда поймем, что как человек есть образ и подобие Божие, так и заповедь о любви к нему есть образ и подобие заповеди о любви к Богу.
Тогда мы перестанем замечать в каждом человеке все то, что является в нем случайным: неприязнь по отношению к нам, его грехи, даже самые страшные его падения, а будем видеть в нем нечто постоянное, незыблемое, а именно образ Божий.
Преподобный старец Силуан Афонский молился обо всех людях, желая им не какого-то земного благополучия, а именно того, чтобы они возлюбили Бога.
«Господи, сделай так, чтобы Духом Святым познали Тебя все народы земли», — вот чего он просил и о чем переживал.
Конечно, такие переживания для нас слишком возвышенны, но они, по крайней мере, дают нам понятие о том, какие чувства испытывают люди, имеющие истинную любовь к ближнему.
Когда Господь напомнил книжнику заповедь о любви к ближнему, тот, желая оправдаться в ее неисполнении, спросил: «А кто мой ближний»?
И мы тоже часто под ближним понимаем некую абстракцию, например «все человечество», тем самым уклоняясь от исполнения заповеди.
Например, жалеем каких-нибудь африканских аборигенов: вот как им тяжело живется, у них нищета, голод, — и нам кажется, что мы преисполнены истинной христианской любви. В то же время на соседа по лестничной площадке мы можем раздражаться до бешенства из-за какой-нибудь мелочи.
О чем это свидетельствует?
О том, что на самом деле у нас нет никакой любви.
Нам надо стряхнуть с себя мечтательность и понять: ближний — это конкретный человек, тот, кто в данную минуту рядом с нами: член нашей семьи, сослуживец, случайный попутчик и так далее.
Приснопамятный архимандрит Софроний Сахаров очень мудро говорит о том, что если мы научимся вести себя по-христиански с теми немногими людьми, которые нас окружают, то научимся любить и все человечество.
Не надо забывать, что начинается все с малого. Если мы грубо ответили или отнеслись с пренебрежением к какому-то человеку, то это не пустяк!
Представьте себе: этот человек похож на многих и многих людей, разбросанных по всему миру, и если мы его презираем, значит, мы плохо относимся уже к нескольким миллионам человек.
Мы обидели этого человека — значит, мы обидели миллионы других людей во всем подобных ему по характеру, может быть, имеющих и подобные слабости.
Мы часто даже не замечаем подобных проступков и мечтаем: «А как стать бесстрастным?
А как стать святым?
А как любить всех в мире, всех до единого?»
И тут же: «Да чего же вы толкаетесь-то?!» Потому что кто-то в общественном транспорте помешал нам распространить свою душу на все человечество.
Обидеть мимоходом какого-то человека — это, повторю, совсем не мелочь.
Мой духовник, отец Андрей (Машков) как-то рассказывал мне о дарственной надписи, которую сделал на своей фотографии выдающийся одесский архипастырь, владыка Никон (Петин). Фотография эта предназначалась близкому человеку владыки, впоследствии священнику, и на ней были простые слова: «Саша, не обижай людей».
Отец Андрей восхищался глубиной этих слов. Я тогда этого не понял, подумав: ну и что в них такого, особенно высокого? А ведь эти слова есть евангельская заповедь. Господь так прямо и говорит: «Не обижай» (Мк. 10, 19). Казалось бы, как просто. На самом же деле — как трудно! Если человек постоянно помнит о том, что никого не нужно обижать, то это говорит о его необыкновенной любви к ближнему.
Нам, повторю, надо постараться любить ближних, в буквальном смысле слова ближних — тех, кто находится рядом.
И любить не мечтательно, а деятельно, оказывать им конкретную помощь.
Конечно, нужно понимать, что наши силы ограничены: я не могу накормить всех людей.
Но зато я имею возможность кроме своей семьи помочь еще своим нуждающимся соседям, могу поддерживать какую-то семью или какого-нибудь пенсионера, не имеющего достаточных средств для существования.
Вот это уже и значит, что я люблю ближнего, как самого себя. Хочу здесь сделать оговорку, что во всем нужен здравый смысл. Заповедь любить каждого не освобождает нас от обязанности думать. Бывают случаи, когда люди из любви принимают в дом какого-то сомнительного странника, а он потом им такой вред приносит, что не знают, как из этого выпутаться. Если мы проявляем некоторое рассуждение и благоразумие, то это не значит, будто мы не имеем любви.
Всегда нужно рассуждать и трезво все оценивать.
Что делать, если мы стараемся творить добрые дела, помогать людям, но в нашем сердце нет чувства любви к ближнему?
Во-первых, надо продолжать понуждать себя к исполнению заповеди, пусть и из чувства долга.
А во-вторых, надо понимать, что без молитвы мы настоящей любви не приобретем.
Может показаться, что мы, уединяясь для молитвы, предпочитая общение с Богом, отвращаемся от людей. Но на самом деле приобрести любовь к человеку иным образом невозможно. Если мы будем усердно молиться, участвовать в церковных таинствах, в особенности в причащении Тела и Крови Христовых, — то в какой-то момент обнаружим, что наше каменное сердце начало согреваться, что мы естественно испытываем сочувствие к людям, которые нас окружают, а прихожан нашего храма действительно ощущаем своими братьями и сестрами. В нашем сердце постепенно водворится истинная евангельская любовь и мы начнем видеть в каждом человеке образ Божий, образ Христов. Вот идеал, к которому мы должны стремиться. Вот какая это высота! Но высота — не значит недостижимость. Конечно, словосочетание «реальный идеал» звучит как-то странно, но на самом деле для христиан идеал должен быть именно реальным, то есть достижимым. Если бы этого идеала достиг всего один человек в мире, то это уже было бы доказательством, что это возможно, а таких людей весьма много: это все святые Вселенской Церкви.
Поэтому не будем унывать, а будем терпеливо трудиться, каждый день понемножку продвигаясь к этому высокому идеалу — настоящей христианской любви.
***
Вопрос. Почему не получается по отношению к ближним всегда проявлять доброту? Вроде бы я и люблю их, но тем не менее часто обижаю.
Ответ. Истинная любовь всегда ищет спасения, пользы ближнего, она смиренна. Вот, скажем, мы любим человека, например, а он нами пренебрег, и мы начинаем раздражаться, обижаться. Это значит, что у нас нет истинной любви. Если бы она была, мы бы от этого пренебрежения смирились и перенесли это спокойно, мирно. Настоящая евангельская любовь основана на смирении, а не на презрении и уничижении ближнего. Потому что бывает, что человек любит свою собаку, но если собака что-то там наделала, то он ее пинает ногой.
Или есть у него, допустим, любимая ручка, но если вдруг там засохнут чернила, то он начинает ее трясти и сердиться на нее. Вот и мы иногда любим друг друга, как свою собственность. А если бы мы благоговели друг перед другом, то наша любовь стала бы полной, мы действительно нашли бы покой от страстей и стали бы добрыми людьми.
Кто не хотел бы быть добрым?
Некоторые, правда, считают, что если будешь добрым, тебе на голову сядут. Но по-настоящему добрый человек как раз и не боится, что ему на голову сядут, потому что он смиренный.
Ну и пусть садятся, он еще и с удовольствием прокатит этого человека, потом спросит: «Ну как? Хорошо я тебя прокатил? Понравилось тебе?» И может быть, его будут считать каким-нибудь ничтожным и глупым, но духовно он будет выше тех людей, которые над ним смеются.
Вопрос. Как правильно переносить постоянную неприязнь, пренебрежение или даже вражду со стороны близкого человека?
Ответ. Молиться, конечно, за этого человека. Это прямое исполнение заповеди Спасителя молиться за врагов. Ну, а потом молиться против этой страсти. Чтобы в ответ на вражду не возникло вражды с нашей стороны. Тем паче, что это не враг, а близкий человек, как сказано в записке.
Действительно, бывает, что кто-то из близких начинает испытывать к нам неприязнь. И мне кажется, это даже хорошо, что есть какие-то испытания, искушения, при которых обнаруживаются наши немощи. Если бы таких случаев не было, то страсти в нас дремали бы, мы бы были беспечны, и в какой-то момент страсть могла бы обнаружиться с такой свирепой силой, что погубила бы нас в одно мгновение, наподобие быстрого пожара. Потому нужно радоваться случаям, которые обнаруживают в нас страсти, и дают повод нам бороться с собой. Потому что в этой борьбе мы по-настоящему очищаемся. Нужно искать не такой тишины, когда страсти нас оставят, то есть перестанут быть у нас искушения, а такой тишины, которая достигается победой над страстями.
Вопрос. Я живу в коммунальной квартире. Постоянные раздоры, обиды, недоразумения. Если все время будешь уступать, то тебя съедят. Как в такой обстановке исполнять заповедь о любви к ближнему?
Ответ. Нам все время кажется, будто заповеди исполнять нужно так, чтобы нам еще и хорошо жилось. А как же евангельские слова: «Кто следует за Мной и не несет креста своего, не может быть Моим учеником»? Мы их понимаем совершенно по-своему: да, за Христом следовать нужно, но креста нести не нужно, потому что тебя съедят. Как же новомученики жили в лагерях, среди матерщинников, развратников, убийц? Жили хуже, чем рабы; хуже, чем животные, но жили же, спасались, достигали совершенства. Нам кажется, что возвышенное Евангелие можно исполнять только при возвышенных, прекрасных условиях. Как будто раньше все было такое прекрасное, а сейчас — низкое: вот, какая-то коммунальная квартира…
Вопрос. Я не понимаю, как это — любить человека за то, что он есть образ Божий? Как вообще почувствовать, увидеть в ближнем этот образ?
Ответ. Конечно, не надо в человека вглядываться и выискивать, где у него образ Божий: в бровях или в глазах, или в кротком выражении лица, или еще в чем-нибудь. Способность увидеть в человеке образ Божий — это следствие действия благодати. Когда мы молимся, чувствуем в душе благодать, наше сердце растепливается любовью, тогда мы восхищаемся каждым человеком, видим в нем как бы отблеск Божества. Тогда мы перестаем обращать внимание на то, что в человеке случайно, то есть на грех. Грех случаен не в том смысле, что человек за него не отвечает, а в том смысле, что это случайно по отношению к намерению Божию: Бог сотворил человека, чтобы сделать его Своей славой. А человек, хотя не понуждался к этому никакими обстоятельствами, уклонился во зло. Вот в этом смысле грех случаен, а образ Божий изначален. Мы видим в человеке изначальное, несмотря на его поведение и тяжкие грехи; любим его, несмотря на его преступления против самих нас. Так должен любить христианин.
Причем человек может этого и не понимать. Допустим, он не знает богословия, святоотеческого учения об образе Божием в человеке, но он это ощущает: он смотрит на каждого человека с любовью, восторгом, умилением, не замечает его грехов, не видит в нем никакого зла, все ему прощает, всегда находит ему какое-нибудь оправдание. Примером может послужить любовь матери к своим детям: что бы они ни вытворяли, она все равно их любит. Допустим, у нее сын преступник, сидит в тюрьме, а мать все равно хочет, чтобы его пожалели и оправдали. И настоящий христианин так же относится к ближнему, видит в нем прекрасное, необыкновенное существо и даже преклоняется перед ним с благоговением. Он может этого не осознавать, не уметь даже это описать, но такие чувства он должен испытывать.
Вот это как раз и есть настоящее почитание в человеке образа Божия, а не какое-то умственное, книжническое, законническое. Можно ведь и здесь уклониться в книжничество: знать и правильно описывать, что такое в человеке образ Божий: свободная воля, разум и так далее, — а самому не чувствовать образа Божия ни в ком. Такое часто бывает.
Вопрос. Я очень завистливая. Это, наверное, тоже от недостатка любви к ближнему?
Ответ. Разумеется, где любовь, там нет зависти. Родители ведь не завидуют своим детям, когда те в жизни достигают каких-то успехов. Скажем, отец был рабочим, а сын стал инженером или директором завода. Не будет же отец огорчаться: «Что это такое?! Я всю жизнь рабочим проработал, а этот… Я его учил-учил, а он взял — директором стал». Наоборот, он станет радоваться о своем сыне и хвалиться им. Родители радуются за своих детей совершенно бескорыстно именно потому, что они их любят.
Вопрос. Батюшка, а как видеть в человеке Христа, когда явно проявляется беззаконие этого человека?
Ответ. Как это исполнить? Вот я скажу: возьми и сделай так! А это ведь целый путь. Как достигнуть этой цели: полюбить не только ближнего, но и врага; и видя согрешающего человека, не осуждать, а любить его, или не замечать греха, или, если невозможно не заметить, оплакивать этот грех и сожалеть о нем? Надо понимать, что это высокая мера, но все-таки, конечно, постепенно продвигаться к этой цели.
Мы ведь сочувствуем человеку, у которого, скажем, сломана рука. Конечно, бывает так, что мы и больным не сочувствуем. Но все-таки нам это чувство знакомо, по крайней мере по отношению к нашим близким. Представьте себе, что мы так же сочувствовали бы душевной болезни человека, воспринимали бы грех, допустим раздражительность, как болезнь. Вот на нас кто-то накричал. Обычно что происходит? Мы начинаем сердиться в ответ, а если бы мы научились любви, то сострадали бы этому человеку в том, что он болен гневом и мучается им. Понуждая себя к такому сочувствию, мы постепенно приобретем такую любовь, которая, по апостолу Павлу, «никогда не перестает».
-??????-
