Недавнона передаче радио» Радонежо детях и их участии в богослужениях, об их понимании богослужения беседовали о.Аркадий Шатов и Мария Сергеевна Красовицкая.
С младенцем на службе никаких трудностей нет – пришел с ним в храм, он посапывает у тебя, лежит где-то, ну, если заплачет.
— Это первые месяцы. А потом начинает бегать по храму, потом им трудно стоять… Мне кажется, здесь надо найти меру каждого человека, смотреть на него, и, может быть даже, старшим надо реже ходить, чем какому-то среднему, который обладает более спокойным темпераментом и может более воздержан на службе.
-Мария Сергеевна, а когда ваши дети приходят на Литургию, они проходят вперед и стоят одни, или стоят всегда с вами?
— Я стараюсь, чтобы они стояли рядом со мной. Если я должна следить за малышами где-то в конце храма, я стараюсь их пристроить к кому-то – к дедушке, к папе. С папой мы редко правда бываем вместе. Или к какому-то взрослому, который стоит с детьми, чтобы он не оставался без контроля. Но, конечно, в 10-12 лет, если за человека спокойно, он уже может стоять один.
-А во время службы вы тоже что-то рассказываете, подсказываете? Или после службы?
— Конечно нет. Что-то длинное и более обстоятельное – это до службы. А во время службы человека надо поддерживать. Иногда ему бывает трудно стоять, надо указать ему время, когда можно посидеть. Иногда бывает ему жарко. И вот как раз старший у меня страдает во время службы от голода. И это реальная трудность, с которой мы должны работать. Но иногда прямо во время службы я им скажу два-три слова: это ектенья, открой книжку, сейчас будет «Верую». Но это не должно быть долго ни в коем случае. Служба это не время объяснений.
— А ваши дети у вас никогда не спрашивают: мам, ну когда же причащаться; им бывает иногда тяжело стоять?
— Спрашивают. Я уговариваю себя не считать его за это великим грешником, а просто как-то поддержать, сказать, что сейчас будет «Верую», потом такая-то молитва, потом «Отче наш».
Многие родители справедливо полагают, что поход в храм должен быть праздником для детей, но для этого приходится изобретать какие-то приспособленные к детскому восприятию приемы. Например, можно продлить общение с братьями по вере, пойти в гости, совместная трапеза, разговор, для детей – игра. Но возникает проблема переноса акцентов. Скажем, дети вышли из дома и спросили: «Мам, а к кому мы сегодня в гости пойдем?» То есть они думают больше не о службе, а о том, что будет после.
Отец Аркадий, как вы считаете, это опасно? Надо как-то по-другому организовывать этот день?
— Я думаю, что это опасно. Возникает такая проблема не только у вас в семье, когда дети хотят идти в гости после службы. Она возникает у нас в храме у всего храма. У нас после службы проходят занятия в воскресной школе по воскресным дням. Хотя я все время говорю, что лучше этим делом занять другой день, и бывают трапезы. Если трапезу отменить, я боюсь, что большинство детей очень расстроится. Они приходят в храм на литургию, но для них важна не трапеза Господня, а важна вот эта общая трапеза после службы. Она им интереснее и понятнее, они общаются со своими близкими друзьями. В некоторых храмах за рубежом детей во время службы вообще чем-то занимают. Мы как-то были в Америке, и вот после «Отче наш», преподаватель воскресной школы во главе целой группы детей, важно прошествовав по всему храму, встала вперед, причастилась, и потом так же точно ушла со службы. У них устраивали какие-то параллельные занятия, параллельные службе. Конечно, мне кажется, это не правильно. Но, с другой стороны, чтобы привлечь ребенка, можно этим как-то воспользоваться. Известно, что св.Димитрий Ростовский давал деткам, которые приходили к нему в храм копеечки. Это выглядит немножко странным, что дети как бы за копеечки приходили в храм. Но они же маленькие, они же не понимают важности Причастия, и это делалось, чтобы их привлечь. Может они это и чувствуют, дети — чистые существа, но, тем не менее, до конца они этого не осознают. У них не развита воля, они не могут себя заставить преодолеть какие-то трудности. И поэтому что-то сделать, чтобы для них это было радостно и интересно, мне кажется важным. Я своим детям не давал, скажем, копеечку, когда они были маленькими, но, когда мы приходили с ними в храм, то я обязательно покупал им свечки, чтобы они их поставили на подсвечники. Им это было понятно и интересно. Когда им перестало это быть интересным, то я перестал это делать. Я подходил к иконам каким-то, рассказывал, кто изображен на иконе. Я с ними ходил в Богоявленский собор, тогда было народу не так много, в будние дни мы с ними ходили, потому что в воскресенье я сам служил, будучи священником. В будние дни народу было немного, служба шла в каком-то пределе, и там можно было легко перемещаться по храму, не мешая другим. Там были разные уголки, можно было где-то сесть посидеть, там было очень удобно, надо сказать. После службы давали им обязательно просфорочки. Дети очень любят просфорочки. Но иметь в виду эту опасность перемещения акцентов нужно обязательно. Нужно понимать, что это все-таки средство привлечь ребенка, а не цель. И поэтому средство может меняться. Можно сначала одно средство какое-то – копеечку дать, потом дать просфорочку, рассказать об иконе. Но все время имейте в виду то, что за этим стоит, и на это указывать ребенку. Моя жена водила их после службы в кулинарию. Я сам терпеть не могу кулинарию, а моя жена почему-то очень любила. Какие-то они там ели блинчики или еще что-нибудь такое, детям это ужасно нравится. И когда они шли в храм, говорили: пойдем в кулинарию. Для них это было продолжение такого праздника. Поэтому мне кажется, что можно это делать, но это средство опасное, чтобы это средство само не превратилось в самоцель.
— На самом деле получается, что Господь с каждым человеком тоже говорит на понятном ему языке. Если человек рыбак, то он привлекается через чудесный лов рыбы…
— Я тоже хотел привести этот образ, может быть он такой слишком иезуитский, что надо ребенка поймать, и на крючок насадить какую-то наживку. И родители должны уметь это сделать. Например, к нам приходили дети из детского дома, и кто-то из них не захотел пойти в храм. Я всех этих детей отвел в магазин, каждому подарил подарок. Когда они пришли в детский дом, мальчик, который не пошел, увидел, что все, кто был в храме, получили подарки. И он оказался, грубо говоря, в дураках. В следующий раз он пришел в храм, правда, я подарки уже не дарил, он как-то пожалел, что он в храм не пошел. Я в связи с этим хотел спросить у вас, Мария Сергеевна, а у вас бывает, что ваши дети не хотят идти в храм? Что вы в этом случае делаете с ними?
— Эта фраза — «я не хочу идти в храм» — очень страшная, и, я думаю, в той или иной форме каждый родитель ее хоть раз в жизни, да услышит. Было такое и у нас. Но надо различать возраст, в котором это говорится ребенком. Я думаю, если это четырехлетний ребенок, то это что-то совершенно отдельное: он просто в этом вопросе, как и в других, испытывает границы дозволенного: что-то сделал и смотрит на тебя, как ты на это отреагируешь. Можно это или нельзя? Другое дело, если это происходит в 15, 16, или в 12 лет. Ответить можно по-разному, но первое, что мы пробуем на это отвечать: «Не хочешь, — пожалуйста, не ходи». Или: «Это не для всех», «это для сильных», «это для тех, кто любит», «это для тех, кто хочет, кто стремится, для кого это важно». И дальше может идти такой текст, который не припечатывает ребенка, а как-то его зовет вперед. Обычно после этого ребенок встает и идет в храм. Мне кажется, обязательно нужно советоваться с духовником и смотреть на своего ребенка. Ни в коем случае не оказывать никакого давления, чтобы он не чувствовал насилия. И действовать нужно разными путями: и строгостью, и милостью, и уговорами, и вдохновением, и разговорами с ребенком на детском языке.
У более старших нужно как-то тоньше почувствовать его состояние. Предположим, он нахмурился или как-то озадачился. Здесь нужно очень внимательно разобраться прежде всего, мне кажется, просто в физическом состоянии твоего ребенка: здоров он или болен. Может быть он просто устал. Если мои дети ежедневно три с половиной часа проводят в дороге, то я каждый вечер субботы и воскресенье очень серьезно думаю о том, что им полезней и лучше. И иногда, я может быть скажу такую немножко страшную и неожиданную вещь, пропуск службы и провождение этого времени дома может даже принести, конечно же не бОльшую, но тоже своеобразную пользу.
— Как крайнее средство, очень редко, мне кажется. Потому что все-таки у детей должна быть привычка каждое воскресенье быть в храме. Очень важно эту привычку, вернее, благочестивый навык, выработать. Мне кажется, воскресный день встречать все-таки в храме даже легче, чем ходить в храм раз в месяц или два раза в месяц. Если есть такой навык, не зря же есть семидневный цикл, в котором человек участвует. Это Богом установлено. А как крайнее средство, конечно, это можно.
Очень важно, чтобы ребенок почувствовал, для чего мы ходим в храм. Чтобы он видел пример нашей христианской жизни, пример того, как богослужение действует на душу человека. И если он это почувствует, то сам будет стремиться участвовать в богослужении. Заставить человека любить молиться невозможно. Нужно самим молиться о нем Богу.
