Сиротка

***

Плохо, горько им жилось, но у них была мать. Молодая вдова – мать из сил выбивалась, питая своих сироток, а у нее было трое. Горемычная то была семья! Но и в этой семье бывали счастливые минуты. Измается, бывало, вдоволь наработавшись, мать, но она приголубит, приласкает своих деток, — и хорошо им. Вот один примостился у ее ног и улыбается ее голубиным речам; другой на коленях у нее, – запрокинул он свою курчавую головку и смотрит умильно в ее глубокие, задумчивые глаза. А третий обвил своими худыми ручонками шею матери и все твердит: «Мама, милая мама»!.. Славно бывало в эти минутки деткам! отдыхала с ними и мать от своих непосильных трудов…

Но совсем вдова выбилась из сил, слегла в постель и… сошла в могилу. Не стало у детей любящей матери и любимой. Помнит сиротка Ваня отчаянные крики старших братишки и сестренки; «умерла родная, голубка наша»… Помнит Ваня, как потом положили их матушку в гроб, как выносили ее из дома, как отпевали в храме, как, наконец, страшно застучали мерзлые комья земли о крышку гроба… Мама, их дорогая мама, была в могиле, сокрылась от них навсегда… Пришли круглые сиротки домой, обнялись все трое, да так и замерли в объятиях… Наконец, опомнились. Вот кто-то из них сказал: «А ведь послезавтра у нас Рождество». — «Да, Рождество», — сказали все грустно. Грустно было сироткам, а прежде, при матушке, они с восторгом по-детски кричали: «Рождество! Рождество»!..

Сдали сироток на руки одному их родственнику, а у того самого была куча ребятишек. И началась сиротская жизнь, жизнь, какую знают только круглые сироты… Родные их, дядя и тетка, не были злыми людьми, но у них самих была нужда: они едва-едва прокармливали свою семью. И сироткам приходилось нередко голодать, потому что голодали и сами приютившие их…

— Эх! доля ты наша горькая! — скажет иной раз дядя, — хоть из кожи вылезь вон, а все ничего не поделаешь! А тут еще навязали этих… — Слышит это Ваня и чует он своим детским сердцем, что дядя вовсе не сердится на них, а так, с горя, говорит такие слова. В ответ на такую думу Вани как бы отвечает тетка. — «Полно, Филиппыч! — скажет она мужу, — грех роптать на свою судьбу, а сирот еще грешней обижать: сиротки — Божьи детки», — и тетка ласково погладит по головке Ваню… Дядя от слов жены повеселеет, возьмет своего меньшего сынишку на руки, подымет его высоко и скажет: «Эх вы — малыши, вырастайте скорей, заживем тогда, Бог даст»…

***

В избе дяди Филиппыча голосили, и было по чем голосить! Пала кормилица — лошадушка, а остаться крестьянину без лошади — «остаться без рук». Убивалась с горя вся семья.

— Бог не оставит нас, Филиппыч! — сказала жена.

— Да как же я теперь без лошадушки-то?

— Станешь в город ходить в поденщики.

— Плохая эта работа!

— Дядя, а я теперь умею корзинки плести: будем продавать, — сказал старший брат Вани.

— Ай да молодец! — сказал дядя и, махнув рукой, вышел из избы.

Стал Филиппыч работать в городе поденно. День работает, а вечером идет домой в свою деревню, которая была всего в трех верстах от города. Весь свой дневной заработок Филиппыч употребляет на хлебушко своим деткам да сироткам. Племянник сдержал слово и продает сплетенные им корзинки в городе. Но заработка дяди и племянника хватало лишь на пропитание, а подходила зима. Тому надо шубенку перешить, этому шапчонку купить, одному — то, другому — это, а всего много надо было. Знает все это Филиппыч, идет он из города и думает: «Зима пришла: надо дровишек запасти, вот лошадушка-то и нужна… Жене вот не в чем и к колодцу за водой сходить: шубенка совсем развалилась. .. Эх, ты нужда»!.. И крепко задумался Филиппыч… А дома его ждала новая беда. От плохого ли корма, от плохой ли защиты, или так уж тому быть, — пала последняя коровенка… Опустил Филиппыч руки…

«Теперь по миру придется пустить малышей», — думает Филиппыч. И действительно, как ни бился Филиппыч, как ни усердствовал племянник в плетении корзин, а пришлось-таки малышей пустить по миру… И снова плакала семья, и горевали отец с матерью! Одели они, как потеплее, своего десятилетнего сынишку — Петю да племянника-сироту — Ваню, перекрестили их да и пустили малышей в город просить у православных «Христа ради» милостыньку.

Подходило Рождество. Филиппыч целую неделю работал в городе, не приходя даже домой. Он хотел побольше заработать к празднику и накупить кое-чего. За день до Рождества Филиппыч со своими весьма дешевыми покупками возвращался домой.

Дома ребятишки ждали батьку с покупками… Но что это за покупки? Если бы увидело их дитя богатых родителей, отвернулось бы оно от них. А эти, беднота-дети, рады были и тем. Вон старший сынишка напяливает на себя весьма поношенный, весь заплатанный тулупчик, который ему повыше колен; вон поменьше сынишка надевает плохую шапчонку, а шапчонка чуть нос ему не закрывает; там девочка примеряет полусапожки, которые годятся на ногу ее матери… Бедны обновки к празднику, также бедны и съестные припасы, но бедняки и тому рады, они благодарили Бога и спокойно уснули.

***

Канун Рождества Христова… Петя и Ваня в городе за милостынькой. Под великие праздники хорошо подают милостыньку. Да, все добрые православные жалеют нищую Христову братию и дают ей, кто что может. Вон в богатой булочной щедро оделяют нищих белым хлебом, там, у подъезда богатого дома, раздают деньги, везде, на всех улицах и углах вы увидите прохожих, торопливо сующих монетки в протянутые руки бедняков… Подавали добрые люди и Пете с Ваней. Петя еще с полдня ушел домой, в свою деревню, с полным мешком подаяний. Ваня припоздал. К вечеру поднялась погода. Ваня поспешил домой; спешит он, а погода все сильней и сильней… Устал Ваня: мешок оттянул плечи, руки затекли и начали остывать; присел Ваня отдохнуть… Стемнело почти… Ваня не боится темноты: не впервой ему! а вот погода совсем разыгралась…

Поднялся Ваня и снова спешит. Спешит бедный иззябший мальчик, а ветер, резкий, холодный ветер, режет ему щечки, валит его с ног. Выбился из сил Ваня, вот-вот упадет. И правда, сильный порыв ветра свалил его с ног. «Замерзну, думает Ваня, а ведь осталось близко, и огоньки было показались».

Попробовал Ваня подняться, чтобы снова спешить, а сил нет. — «Вишь, как спать-то хочется, думает Ваня; а ну-ка усну: погода занесет, замерзну, а завтра Рождество Христово». И снова хочет Ваня подняться, и снова падает. — «Усну, замерзну… Рождество… Петя дома»… — проносятся в голове мальчика несвязные мысли… Вот-вот заснет, заснет и не проснется тогда…

Но вот, к счастью Вани, во всю прыть мчится лихая тройка. Звенят под дугой колокольчики. Ваня чуть-чуть их слышит. Прозвенели колокольчики. — «Должно, уехали», проносится в голове замерзающего мальчика… Но зоркий взгляд кучера-ямщика заметил Ваню. — «Барин! — обращается ямщик к седоку, — там что-то чернелось, как ехали».

— Пошел живей! опоздаем к празднику. — Поспеем, барин: троечка, Бог даст, донесет, а уж дозвольте посмотреть туда: не человек ли это?» — «Ну, смотри, да живо?»… «Так и есть, — послышался из-за бури голос ямщика; мальчонок — нищенка… Бедный… к Рождеству, должно шел». — Барин встрепенулся, «там, дома, дети в тепле, подумалось ему». — «Давай сюда, скорей! — закричал он кучеру, — не спасем ли? Это будет лучший подарок детям на елку»…

Барин завернул в свою теплую шубу мальчугана и крикнул: «Живо! огни видать: должно деревня». — Помчались лошади. А барин трет Ване виски, руки, дышит ему в лицо… Лошади влетели в улицу. — «Стой! в первую избу»… Отворили барину хату, и он занялся замерзшим, у него нашлось вино, и он стал усердно растирать мальчика. Прибег он и к другим средствам, и чрез час Ваня открыл глаза и начал дышать. Пока барин приводил Ваню в чувство, бабы, хлопотавшие тут же, все повторяли: «Да ведь это Ванюша-сиротка! бедный! под Рождество-то! Бог спас»…

Барин узнал, где живет Филиппыч, дядя Вани, и сам повез его туда. Пока Ваню везли на другой конец деревни, он все смотрел вправо от барина, там ему виделась чудная женщина и на руках у нее прекрасный ребенок. — «Как это он, такой маленький, не замерз, думал Ваня: я вот большой, а чуть было не замерз».

Барин сдал Ваню на теплую печь и ужаснулся бедности Филиппыча. Он расспросил Филиппыча про все и сказал: – «Завтра Рождество Христово, прими же Христа ради, милый, вот это», и барин протянул ему сторублевую ассигнацию. Филиппыч повалился было барину в ноги, а барин уже вылетел из избы и мчался он на лихих конях к празднику к своим милым детям, которым он завтра, в день Рождества Христова, расскажет, как спас он от смерти бедного сиротку. «Сегодня, – думал барин, – для меня самый радостный день в моей жизни: Бог дал мне спасти человеческую жизнь»…

В день Рождества Христова Ваня рассказывал, как хороша была барыня и ее прекрасный ребенок. – «Да, ведь, барин был один», – говорили ему. – «Нет, – уверял Ваня: я видел барыню и ребенка». – Потом он задумался и сказал: «А как барыня с ребенком похожи на Божию Матерь с Христом, что у нас в церкви!» – Тогда все поняли, какую Женщину и какого Ребенка видел Ваня…

Филиппыч благодаря помощи барина живет теперь хорошо. Детки его и сиротки подросли и помогают ему. Филиппыч, сберегая понемногу, отложил сто рублей. — «Это сиротские деньги, — говорил он жене, — это им Бог послал, а через них и мне, грешному. Как станут на ноги, так и отдам им эти сто рублей».

– А ты еще вздумал было на судьбу свою роптать, — говорила ему жена.

– Да грешен я в том. И кто знает, что было бы с нами, если бы не сиротка — Ваня»!..

Каждый год, в день Рождества Христова, семья Филиппыча служит молебен о здравии своего благодетеля.