О пречудный отче Серафиме, моли Бога о нас!
В ярком блеске белая поляна.
Не снежинки – золотая пыль.
Я одним глазочком только гляну,
Как сбывалась эта Божья быль.
— Что ж не смотришь, что же слов не молвишь,
Радость моя? – Не поднять очей.
Ведь из Ваших глаз – потоки молний,
Свет сильнее солнечных лучей.
— Не страшись. Ты сам таков же светел.
По смиренной по моей мольбе
То, что знают чистым сердцем дети,
В утешенье явлено тебе.
Что же чувствуешь? – Такую радость –
Слова нет, – и тишину, и мир…
— Божий Дух издернул жало ада.
Тает сердце, званное на пир.
Холодно? Ведь мы в лесу, в сугробах;
Снег идет… — Нет, теплота дивит,
Словно на полке мы банном оба,
Словно пар от каменки валит.
— Запах? – В модных лавочках Казани,
Щеголь, я не знал таких духов…
— Это духа Божия уханье.
Он исткал нам греющий покров.
Грелись им пустынники и девы,
Укреплялись от камней и стрел,
От земных владык земного гнева…
Видишь, лучше шубы нас согрел.
Чувствую, рука легла на плечи,
Вижу только несказанный блеск.
— Батюшка, а разум человечий —
Мой — вместит нездешних крыльев плеск?
— Разум не постигнет Божью милость.
Знай, что сердце – Господа престол,
Что молитвы пламенною силой
Ты сейчас земное перешел.
Торчинова Ж.В.
