Тане что-то не спалось. Потолок разглядывать надоело. Одеяло сползало, как будто назло. И даже любимая подушка кололась.
Таня повернулась на правый бок, потом — на левый. «Все бока отлежала» — подумала она. И вспомнилась ей та самая жирная двойка, которая красовалась в дневнике, прямо под пятёркой по литературе.
«Я не врала маме», — рассуждала она в который раз, — «я просто сказала о пятёрке, а о двойке не сказала… Вот если бы мама спросила меня, не получила ли я двойку, и я сказала бы «нет», то это было бы враньё». Тут подушка впилась ей в щеку, и Таня ударила её кулаком:
— Вот тебе!
Но в конце концов ей стало так плохо, что она спустила ноги, пошлёпала босиком в комнату родителей, и легонько толкнула спящую маму в плечо:
— Мама!
— Что ты не спишь, Танюша? — мама совсем не сердилась.
— Мне плохо вот здесь! — и Таня показал в самую середину груди.
Мама внимательно посмотрела на дочь и спросила:
— Почему же тебе плохо?
— Я не сказала тебе про двойку, которая под пятёркой.
— Ну, вот теперь и сказала, иди спать.
— А что у меня болело вот здесь? — спросила Танюшка, прижимая кулачок к груди.
— Там живёт совесть, — ответила мама, — в маленьком домике, который называется сердцем, — она-то и не давала тебе уснуть. А теперь ты сразу заснёшь, вот увидишь, — и она потрепала Таню по щеке и поцеловала.
Танюшка пропрыгала полкоридора на левой ноге, полкоридора — на правой, плюхнулась в мягкую кровать, обняла свою любимую подушку и прижалась к ней щекой. Потом от радости поджала колени к животу и улыбнулась самой радостной в мире улыбкой – от уха до уха.
Так, улыбаясь, она и заснула.
Марина Алёшина
