Слово в неделю Мясопустную. — Ерошка.ру

СЛОВО В НЕДЕЛЮ МЯСОПУСТНУЮ (О СТРАШНОМ СУДЕ)
Священномученик Фаддей (Успенский), архиепископ Тверской

Если в толпе кто-либо крикнет: «Пожар!», не все ли тотчас потеряют спокойствие и равновесие духа, начнут ис­кать выхода, а если выход не обеспечен, то не приходят ли в ужас, за­ставляющий забыть все остальное и искать только одного спасения жизни? Но вот святая Церковь вопиет: «Суд при дверях! Огонь геен­ны уже возгорелся во многих душах!» А люди слышат то почти равно­душно, и никто не трогается почти, чтобы предпринять хотя нечто для спасения погибающей души.

Если и во сне человек увидит пламя страшного пожара, то не проснется ли от ужаса? Церковь же живо­писует в уме людей Страшный Суд и пламя геенны всеми чертами, способными возбудить от духовного сна, но люди никакими описа­ниями не трогаются и беспечно продолжают оставаться в духовном сне часто до самого конца жизни.

Почему же так человек нерадит о гибнущей душе своей?

Очевид­но, оттого что не верит всему, что святая Церковь устами Самого Христа и апостолов возвещает о Страшном Суде и геенне. Человеку думается, что будет как- нибудь иначе и ужасы геенские минуют его: ведь живут все так, как и он, и не проникнуты особыми страхами. Подлинно, ничем в данном своем рассуждении не отличается чело­век от глупой овцы стада, которая следует за всем стадом, идет туда, куда все, и почувствует ужас, когда сама увидит воочию приблизившу­юся гибель. Человеку кажется, что ужасы геенны как-нибудь минуют его. Почему же?
Не укажет ли он только на бессмысленное «авось», которым всегда и в житейских делах хочет оправдать свою беспечность, нерадение и леность? Беспечность — плод неверия в вечные муки. Если бы жива была вера в муки вечные, если бы человек знал, что муки неизбежны, как неизбежно сгореть человеку, не отходяще­му от близкого огня, то неужели не стал бы он остерегаться? «Помни последняя твоя, и во веки не согрешишь» — на нем сбывались бы эти слова Премудрого.

Люди не веруют в вечные мучения или веруют, но думают, что все не так страшно будет, как говорится в Евангелии.

Почему же? Раз­ве не может быть вечных мук? Разве невозможно допустить эти му­ки? Ведь муки вечные начинаются уже на земле, человек носит их в сердце, еще не перешедши в жизнь загробную. Неверующие в веч­ные муки пусть скажут, кто из них не мучится никогда, живя на зем­ле? Кто проводит дни свои вполне счастливо, довольно и беспечаль­но?

Ведь счастье — редкий цветок, который напрасно ищут целую жизнь люди и не находят того, чего желали. Если и найдут, то как скоро цветок увядает. Как самая пламенная страсть скоро блекнет, пресыщает человека, и он ищет удовлетворить ее иначе. Даже самые сильные радости, наполняющие душу восторженным блаженством, как, например, счастливая любовь, — как она скоро блекнет! Сколь­ко, кроме того, ведет за собою мук, когда на пути стоят препятствия. Сколько мук от ревности, от разных подозрений, из-за опасения по­терять то, что дорого.

Люди как будто так часто жизнерадостны, сме­ются, веселятся всячески, но кто из этих веселящихся не томится по временам ощущением душевной пустоты, ничем не наполнимой, чув­ством разочарования, недовольства, томительной, убийственной скуки.

Если счастливые не считают часов, то как скучно течет время для многих и для всякого почти во многие дни и годы его жизни.

Как хочется ему «убить» это мучительное для него время! Кого не гложет тоска? Кто не чувствует никогда, что чего-то недостает его жизни? И эта тоска или ощущение недостатка чего-то нужного, при всем види­мом счастье, разве не омрачает счастья жизни? Разве зародыш томи­мой муки в душе не есть зачаток муки вечной? А что сказать про муки совести? Кто их не испытывал? Ведь всякое дело, противное сове­сти, оставляет в душе горький осадок, расстройство, тревогу, муку! А сколько таких тревог ежедневно? Сколько их накопится в течение целой жизни?

Во всякой радости человеческой заметен уже для внимательного взора отблеск слез, ощущается дыхание печали, скорби и муки, если человек с совестью своей мало считается и об евангельских велени­ях не размышляет.

Наоборот, посмотрите на истинного христиани­на, как он, несмотря на великие лишения, однако, светлел лицом и настроением духа, как он не впадает никогда в беспросветное уны­ние, во всем находит источник примирения.

В его слезах уже заме­тен отблеск высшей неземной, вечной радости.

Счастье человека грешника — красивое яблоко с изъеденной внутри сердцевиной;

пе­чали праведника — небольшая царапина на коже этого яблока при здоровой сердцевине;

счастье первого, при видимой постоянной ра­дости, подтачивается непрестанно червем мучающей его совести;

второй терпит в мире скорби, но безвредные для самого сердца, но­сящего в себе зародыш жизни вечной.

И такие тревоги и муки совести грешника ничем неутолимы.

Пусть многие тревоги тотчас почти улегаются, как пробегающие по морю волны, но это не значит, что они пропали бесследно, как и вол­на потом является в другом месте.

Ведь и расстройства здоровья те­лесного не пропадают бесследно, но, улегаясь на время, постепенно копятся и порождают, наконец, общее расстройство здоровья, бо­лезнь и самую смерть. Ведь если бы не было расстройств, то что ме­шало бы человеку жить вечно? Так и в душе никакие тревоги не исче­зают бесследно!

И сколько же их накопится, когда произведут они общее расстройство в жизни души! Какая тогда создается в душе му­ка! Подлинно, что человек посеет, то и пожнет. Он в самом себе, в са­мых делах своих носит муку, суд себе яст и пиет, по слову святого апо­стола (1 Кор. 11, 29), живя «недостойно».

В душе ничто не пропадает бесследно, даже то, что она восприняла почти бессознательно, — например, так влияет на нас окружающая среда, люди и обстановка.

Быть может, вся жизнь иных людей слагается под влиянием этой сре­ды. И если постоянно принимает человек в душу мысли соблазни­тельные, а мысли порождают в душе чувства, желания и дела, с сове­стью несогласные, то сколько же накопится таких худых следов в ду­ше, которые человек воспринимал ежедневно, ежечасно, ежеминут­но в долгие годы своей жизни? Ведь каждым своим поступком и по­мышлением тайным человек чертит, создает как бы свой будущий об­раз подобно тому, как живописец или фотограф, и если этот образ пока еще темен, непроявлен, то он будет некогда проявлен, подобно фотографическому образу, Господом на Страшном Суде, когда Гос­подь во свете приведет тайная тмы и объявит советы сердечныя (1 Кор. 4, 5).

Подлинно, червь «неумирающий», «неусыпающий», о котором говорит Господь, не есть какое-либо изобретение ума человеческого; этот червь зарождается и растет в муках совести еще во время зем­ной жизни. Ведь так много самоубийц! Не потому ли они покончили с собой, что не могли снести начавшихся нестерпимых, неутолимых мук совести, мук разбитого счастья, мук от обманутых надежд, разру­шения желательного строя жизни? И геенна — не призрак; ведь огонь страсти, заключающий в себе муку, уже и есть начало огня геенского, который будет гореть и не угасать, если человек не позаботится во время земной жизни угасить его.

Вот почему святые так старались помнить всегда о суде и геенне огненной, как, например, преподобный Ефрем Сирин, который, «час присно провидя суда, рыдал еси горько». Вот почему предки наши так держали всегда в памяти Страшный Суд: с изображения на картине и в слове при князе Владимире начали обращение к христи­анству; с памятью о Страшном Суде выходили всегда из храма, над входом в который изображали Страшный Суд, оживляли память о нем картинами на стенах домов, духовными стихами и т. д.

И наобо­рот, ослабевая в памятовании Страшного Суда, как стали поздней­шие потомки забывать и заветы Христа! Они более помнят то, что их занимает, что приятнее. О Страшном Суде они забывают, потому что память о нем могла бы разрушить радости жизни земной, забы­вают, думая, что до суда еще далеко и время его неопределенно. Как люди не заботятся о землетрясении, которое наступит еще, как они думают, не скоро и в неопределенный срок, так не беспокоятся и о приближении Суда, неверие же укрепляет в состоянии такой беспеч­ности. Как люди пред потопом всемирным не хотели верить пропо­веди Ноя, так и ныне люди пребывают в беспечном неверии, тем бо­лее что наука века сего внушает нередко, будто и всемирный потоп, и огонь вечный — пустые сказки. Как, думают иногда они, может быть Суд столь страшным, если Судьею будет Христос, исполненный столь великой любви к людям, кротости и всепрощения? Но ведь эта-то кротость именно и усилит страх Суда. Если грешники, на земле живя, так боятся праведника, так стараются обойти его и не встре­титься с ним, то как встретятся лицом к лицу со Христом, кротким безгрешным Праведником, помня все дела свои, какими каждый день Его прогневляли?
Ведь кроткий лик Христа будет чистейшим зеркалом, в котором особенно ясно отразится вся нечистота и не­правда их жизни! И хотя бы лик Господа оставался неизменно крот­ким, не соберет ли именно эта кротость «горящие уголья» на головы грешников (Притч. 25, 22; Рим. 12, 20)?

Горе тем, у кого эти уголья не возжгут в сердцах пламенного раскаяния во время земной жизни, у кого вследствие окаменения сердечного обратятся в пламя неугасающее геенны огненной!

Как же нужно и нам неослабнее хранить память о последнем Страшном Суде Христовом и муках геенны огненной! Как нужно, жи­вя на земле, плакать и радоваться совсем не о том, о чем обычно мы плачем и радуемся, заменять бесполезные печали века сего скорбью, полезной для души в ее жизни вечной, радостям суетным, мимолет­ным предпочитать радости во Христе нескончаемые!

Как нужно вслед за святой Церковью, из глубины сердца воздыхая, молиться: «Молитву пролию ко Господу и Тому возвещу печали моя, яко зол душа моя исполнися, и живот мой аду приближися!», или словами пес­ней нынешнего праздника: «Увы мне, мрачная душа! Доколе от злых не отреваешися? Доколе унынием слезиши?.. Что не трепещеши вся страшнаго судища Спасова?», и еще: «Помышляю день страшный и плачуся деяний моих лукавых, како обещаю безсмертному Царю? Коим же дерзновением воззрю на Судию блудный аз? Благоутробный Отче, Сыне Единородный, Душе Святый, помилуй мя!» Аминь.

Святитель Лука Крымский (Войно-Ясенецкий)

О будущем Суде Божием

Остается всего одна неделя до Великого поста. В следующее, Прощеное Воскресение св. Церковь будет призывать нас к примирению друг с другом, к прощению взаимных обид, напоминая о том, что Бог нас прощает лишь тогда, когда и мы сами прощаем друг друга. Готовя нас к подвигу Четыредесятницы и к этому примирению друг с другом, св. Церковь сегодняшним евангельским чтением вразумляет нас картиной будущего Суда при Втором пришествии Сына Божия.

Христос придет во всей небесной славе Своей, и пред Ним соберутся все народы, все праведники и грешники, никто не спрячется, никто не останется в сторонке, не укроется за чужой спиной.

И Господь отделит праведников от грешников: праведники пойдут направо, а грешники налево. Праведным Господь скажет: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира (Мф. 25, 34).

Итак, от создания мира уже все предвидено, уже тогда был предрешен этот Страшный Суд, уже тогда было уготовано царство небесное. «С какими благами может сравняться это наименование — “благословенные”, — говорит свт. Иоанн Златоуст. — Сколько чести, сколько блаженства в этих словах! Он не сказал: “примите”, но сказал: наследуйте царство — как свое собственное, как отеческое, как от века вам принадлежащее». За какие же добродетели такая милость снизойдет на Суде Божием на праведников? Сам Судья Христос укажет на эти добродетели:

Алкал Я,— скажет Он,— и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне (Мф. 35, 36). Как видим, братья и сестры, на Суде Божием вскроются дела любви и милосердия, которые творили праведники, живя на земле.

Однако праведники, несмотря на все свои добродетели, по своему глубочайшему смирению, будут считать себя неключимыми рабами (см. Лк. 17, 10), недостойными милости Божией. Они не станут напоминать о всех своих добрых делах, о своей любви и милосердии. Им даже будет казаться, что ничего доброго они не делали: таково их смирение, свойственное всем праведным. Не оправдываться, а, наоборот, обвинять себя будут они на этом Суде.

Они скажут Господу: «Господи, когда мы видели Тебя алчущим, жаждущим, страждущим, больным, нагим или заключенным и оказали Тебе милосердие?» Тогда Сам Господь встанет на их защиту против обвинения ими самих же себя. Он скажет им: Вы это сделали одному из сих меньших Моих братьев, и тем самым сделали Мне (Мф. 25, 40).

Как видим, Господь милует и оправдывает праведников их праведной жизнью и дарует им неизмеримо больше, чем они могли ожидать.

Потом, обращаясь к стоящим по левую сторону, скажет: «Вы не накормили, не напоили, не одели, не оказали милости ни одному из меньших братьев Моих, значит, и Мне ничего не сделали и поэтому заслужили муку вечную» (см. Мф. 25, 46).

За что такой строгий приговор? За то, что они не сделали самого главного в жизни — не отозвались на нужды своего ближнего во имя Христа.

Что значит разделить кусок хлеба с голодным или посетить больного во имя Христа? Это значит сострадательно отозваться в своем сердце на его голод и страдания, пережить его горе, как свое собственное, соболезновать ему как брату во Христе и, наконец, поделиться с ним тем, что Господь послал и что есть под рукой. Вечным образцом оказания помощи больному является для нас евангельский милосердный самарянин, отдавший израненному все, что имел (см. Мр. 10, 30 — 37).

У нас самих может и не быть лишних материальных средств для благотворительности, но в наше время нужно не столько это богатство, сколько богатство сердца, дары нашего внутреннего милосердия, сострадания, соучастия и молитвы. О, если бы мы хоть немного любили друг друга во Христе, сочувствовали бы друг другу, уважали бы друг друга, тогда нашлись бы у нас средства и способы помочь друг другу. И тогда рай начинался бы уже здесь, на земле, и не страшно было бы умирать.

Почему же мы не любим друг друга? Потому что не любим Бога. Не любя Бога, нельзя полюбить и ближнего. Не любим же мы Бога потому, что вера наша слаба. Поэтому мы не чувствуем Бога в своем сердце, не живем Им и не знаем Его, так как мало читаем Евангелие и не воспринимаем все события и дела нашей жизни в Боге, как нечто ниспосланное нам Промыслом Божиим.

Мелькают дни, недели, а мы иногда о Боге и не вспоминаем, не задумываемся над своей жизнью, не смягчаемся сердцем. Сердце же, не согретое любовью к Богу, будет холодным и к ближнему. И вместо любви в нем будет гнездиться вражда, вместо участия и помощи — ненавистничество, злорадство, и тогда мы сами приготовим себе будущий приговор: Суд без милости не оказавшему милости (Иак. 2, 13).

Две основные заповеди даны нам: первая — о любви к Богу и вторая — о любви к ближнему (Мр. 12, 30 — 31).

Кто наш ближний? Все, с кем мы живем, работаем, встречаемся, кто нуждается в нашей любви, молитвенной помощи. По нашей христианской вере, все мы — братья и сестры, и составляем одну семью во Христе. Никто нам не чужой. За спиной каждого ближнего стоит Сам Христос. Если мы не оказываем любви ближнему, то не оказываем ее и Христу. Так просто и ясно сказал нам об этом Сам Господь, и мы сегодня слышали это за Литургией.

Будем же всегда помнить эти слова Спасителя. Будем молить Его оживотворить наши сердца любовью к людям. Будем просить даровать нам «прежде конца покаяние» и «добрый ответ» при Втором славном Его пришествии, чтобы услышать сей блаженный глас: Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира. Аминь.

Текст приводится по изданию: Святитель Лука Крымский (Войно-Ясенецкий). «Принесем Тебе любовь нашу». Беседы в дни Великого поста. М.: Издательство имени святителя Игнатия Ставропольского, Приход храма Святаго Духа сошествия, 2003. С. 60-64.